— Да, и они породят еще больше вопросов, на которые мы ответить не сможем, — отозвался Бронски.
В эту ночь они легли поздно, усталые, но слишком возбужденные, чтобы заснуть. У каждого было такое чувство, что приближающийся день — важнейший в их жизни.
Наконец заснул и Орм под тихое посапывание Бронски. Но через час он проснулся. Проснулся от чувства, что кто-то стоит у его постели.
— Завтра — День, — сказал Орм.
Четверо землян сидели в гостиной семьи Ширази. После ужина они вложили кассету — на самом деле это был кубик со стороной размером в дюйм — в гнездо на телевизоре. И уже в четвертый раз смотрели подготовленную ими программу. Как и обещали марсиане, цензура оказалась минимальной. Последние полчаса передачи составляли хозяева, и они были посвящены главным делам Иисуса во время его «посещения». Включались и сцены, снятые крешийцами в середине первого века новой эры, а также кадры битвы с Сынами Тьмы и строительства пещер на Марсе после аварийной посадки крешийского корабля.
Передача кончалась фразой Хфатона, произнесенной по-гречески — кроме последнего слова.
— Все это правда. Мы свяжемся с вами через несколько дней. Шолом.
Орм представил себе потрясение, интерес, недоумение и возмущение жителей Земли. Будут, конечно, и такие, которые не поверят ни одному слову из всей программы. Они будут кричать, что эта фальшивка состряпана марсианами, или правительством, или правительствами других стран. Но власть имущие должны будут признать, что, каково бы ни было содержание передачи, пришла она с Марса. К тому же программа была повторена много раз, чтобы ее могли принять на обоих полушариях Земли.
— Да, завтра, — мрачно отозвался Бронски. Мадлен Дантон рассмеялась, но как-то невесело.
— Боишься, что придется поверить в Христа, агностик? Ты увидишь, услышишь и коснешься, и тебе придется поверить? Чушь! Это просто головоломка, которую марсиане нам устроили для каких-то своих целей!
— Ты ведь принадлежишь к ученым, — возразил Бронски, — так думай, как полагается ученому. Я уверен, что будь свидетельство даже на сто процентов аутентично, ты его отвергнешь. Ты позволяешь овладеть собой своему эмоциональному иррационализму.
— А ты даже не ждешь, когда тебе предъявят доказательства! Ты уже готов поверить!
Он покачал головой:
— Нет, это не так. Но все, что случилось до сих пор… признай: это неожиданно, невероятно, фантастично — и все же это случилось. Ты хоть на минуту сомневаешься, что Матфий в самом деле существовал и что Матфий отлично знал Иисуса? И что лицо, именуемое Иисусом, пребывает на этом солнце?
— Ничего я не признаю! — отрезала Мадлен. — Как я могу признать, если не могу исследовать эти доказательства научным образом?
— Каким научным образом? — вскинул руки Ширази. — Это такой предмет, к которому наука неприложима.
— Еще как приложима! — воскликнула Мадлен, и в этот момент вмешался Орм:
— Спорить о том, что могло случиться, бессмысленно. Давайте отложим общие рассуждения, а то все уже выходят из себя. Я хочу пойти посмотреть торжества. Кто со мной?
Вызвались Бронски и Ширази. Мадлен отказалась, сославшись на усталость. Было очевидно, что она хотела, чтобы иранец тоже остался, но вслух этого не сказала. Он же просто посмотрел на нее и пожал плечами. Орм подумал, долго ли эта пара удержится вместе. Ссор между ними пока не случалось — по крайней мере на публике, — но некоторое охлаждение было заметно — то, которое возникает из-за постоянных разногласий.
— Я вернусь пораньше, — сказал Надир.
На этот раз пожала плечами она.
Надир рассмеялся и вышел, догоняя остальных.
Оказавшись за пределами звукоизоляции дома, они услышали в нескольких кварталах от себя музыку, крики и смех. Когда они пришли на большую площадь посреди деревни, освещенную сотнями факелов, множество знакомых стали наперебой предлагать им еду и вино. Орм выпил несколько стаканов и присоединился к танцующим. Танец был очень энергичным, с вращениями, прыжками и приседаниями, напоминающий скорее русскую пляску, чем израильский танец, а музыка была в буквальном смысле неземной — крешийской.
Через час Орм выдохся, хотя в условиях пониженной гравитации его должно было хватить надолго. Может быть, дело было в вине, поскольку во многих танцах от участников требовалось прыгать, не проливая вина, а в паузах — выпить свой стакан и тут же его наполнить. А может быть, сказалось нервное напряжение — он последнее время плохо спал. Его преследовали кошмары с видениями Страшного Суда, таинственные безликие фигуры, указывающие на него обвиняющим перстом, а бывало, что он пробирался в тумане и вдруг оказывался на краю бездны. И не однажды ему случалось просыпаться от ощущения, что у его постели кто-то стоит.
Тяжело дыша, Орм отошел в сторону:
— Хватит с меня! Я иду домой.
Остальные тоже решили уйти. Но, пробираясь через веселую толпу, Орм вдруг ощутил руку у себя на плече. Он обернулся и увидел синие глаза Гультхило.
— Ты-то что здесь делаешь? — спросил он. — Ох, извини за резкость. Это я просто от неожиданности. Ты забралась так далеко от своей деревни…
Она улыбнулась и придвинулась к нему ближе, чтобы перекричать шум толпы.
— Снова веду себя дерзко и нескромно. Просто хотела тебя повидать.
— А что твоя семья скажет?
— Я не рабыня. Ты будешь со мной танцевать?
Орм оглянулся на своих спутников.
— Идите, ребята! — крикнул он. — Аврам, ты меня не жди!
Бронски поморщился и подошел ближе: